Чтение выходного дня: «С первого взгляда»

Чтение выходного дня: «С первого взгляда»

Чтение выходного дня: «С первого взгляда»
Он — успешный врач, она — создательница модной империи. В их распланированнных жизнях нет места неожиданностям и сюрпризам. Встреча в Париже перевернет их жизни и заставит решиться на необдуманные смелые поступки во имя любви, которой никто из них не ждал.

Автор: Даниэла Стил

«С первого взгляда»

Глава 2

Как Тимми и ожидала, оба ее послеобеденных интервью в среду оказались очень утомительными. Она давала такие интервью уже двадцать три года. Публичный аспект ее работы редко доставлял ей удовольствие. Она любила создавать модели, обдумывать новые идеи и представлять новые коллекции по нескольку раз в год. С тех пор как она прибавила еще несколько направлений к своей компании, это стало еще увлекательнее. Возможности открывались просто необъятные.

Очень важной сферой ее деятельности было представление коллекций готовой одежды в Нью-Йорке и в Европе. Она придавала им особенно большое значение, поскольку была единственным американским модельером, который показывал свои модели на подиумах и Америки, и Европы, и потому вкладывала особенно много сил в демонстрации своей готовой одежды. Особенно волновали ее показы сезонных коллекций, которые проходили два раза в год. Они должны были быть организованы безупречно, для нее это был вопрос чести. Она лично вникала в мельчайшие детали. Примерки и подгонка одежды, которая должна сидеть на фотомоделях идеально, выбор аксессуаров, которые должны идеально соответствовать одежде, бесконечные репетиции — за несколько дней такой лихорадки можно заработать язву. С людьми Тимми была всегда ровна и доброжелательна, но не дай бог, если что-то сорвется, если модель на подиуме выглядит не так, как надо, если у нее не та прическа, если она не так повернулась, сделала не то движение, складка не так лежит, — Тимми взорвется, как вулкан.

В пятницу во второй половине дня все до единой вещи были идеально подогнаны к фигурам моделей, которые будут их демонстрировать. Репетицию назначили на понедельник, и Тимми, закончив к вечеру переговоры с поставщиками тканей, вдруг осознала, что всю неделю она чувствует боль в животе. Она почти ничего не ела, и чем меньше ела, тем хуже себя чувствовала. Джейд, перед тем как ей с Дэвидом лететь в Лондон вечерним рейсом на самолете «Евростар», спросила Тимми, как она себя чувствует. Они решили провести уик-энд в Лондоне, Дэвид даже отказался от поездки в Прагу, чтобы лететь вместе с Джейд. Их ожидали три банкета, а он к тому же хотел непременно сходить в Галерею Тейт.

— Ты что, неважно себя чувствуешь? — еще раз спросила Джейд перед самым отъездом. Она встревожилась. Тимми была необычно бледна, да и всю неделю казалась нервозной и взвинченной. Такое неудивительно перед демонстрацией коллекции. Тимми всегда волновалась перед показами, но сейчас она совсем извелась, и Джейд увидела, как плохо она выглядит. Измученная, обессиленная.

— Если честно, я чувствую себя отвратительно, — сказала Тимми и усмехнулась. — Наверное, просто устала. Лучше бы наш «безумный месяц» начинался с Парижа, а не кончался им. К тому времени как мы привозим сюда наши коллекции, я уже выматываюсь. Думаю, я слишком выложилась в Милане. — Хотя и там показ прошел очень хорошо, и Тимми осталась довольна. Она надеялась, что и в Париже все будет не хуже. Выбрала для Парижского дефиле лучших моделей, ее одежда выглядела на них просто великолепно.

— Постарайся за эти дни отдохнуть, — заботливо попросила Джейд Тимми, и в эту минуту в номер Тимми вошел Дэвид, пора было ехать в аэропорт. Их номера были напротив номера Тимми. — Тебе же ничего больше не нужно делать. Все готово. — Джейд знала, что Тимми очень нравятся ткани, которые она заказала для коллекции следующего года. Она нашла все, что ей хотелось, и договорилась с поставщиками, что они изготовят несколько сортов тканей специально для нее. А уж она создаст из них нечто совершенно необыкновенное. — Ты пойдешь здесь на какие-нибудь тусовки?

— Может быть, покажусь раз или два. — Многие модные дома в Париже давали банкеты, но «Тимми О» решила в этом году ничего не устраивать, это облегчало жизнь, и потому-то у Джейд и Дэвида появилась возможность слетать в Лондон, иначе им бы не вырваться, пришлось бы весь уик-энд вкалывать с утра до ночи в Париже. Все они, конечно, знали, что вообще отвертеться от банкета им не удастся, придется отгрохать нечто грандиозное в феврале, когда они привезут сюда следующую коллекцию, но хотя бы на этот раз они не взваливают на себя эту обузу. — По-моему, у меня начинается грипп, — задумчиво сказала Тимми. — Мне надо хорошенько выспаться, и завтра я буду в норме. — Ей не хотелось идти ни в одно из своих любимых бистро, не было настроения, пожалуй, стоит попросить принести ужин в номер, лучше она спокойно проведет вечер здесь, одна. Закажет суп и потом сразу ляжет спать.

— Позвони нам, если мы вдруг зачем-нибудь понадобимся, — напомнила ей Джейд и обняла ее на прощание. Она знала, что Тимми весь уик-энд будет в упоении бродить по Парижу, заходить в свои любимые магазинчики и кафе, если, конечно, не расхворается, но они с Дэвидом надеялись, что этого не случится.

— Ни за чем вы мне не понадобитесь. Развлекайтесь вовсю. — Они были еще молоды и с радостью летели в Лондон, чтобы обегать все интересные тусовки, и это после трех недель каторжной работы! Тимми заказала им столик в «Гарри баре» и оплатила ужин, и это был для них еще один подарок. Вскоре после того, как они уехали, она легла в горячую ванну и почувствовала, что ей лет сто, не меньше. После долгих изнурительных недель и особенно трудных последних дней в Париже было так приятно нежиться в глубокой ванне, в теплой воде.

И здесь, в ванне, она вспомнила Зака. После того утреннего звонка в день приезда она ему не звонила. Вроде бы никакой необходимости не было, а где она, он знает. Мог бы и сам позвонить ей, однако не звонил. И все же она о нем думала и, выйдя из ванны, послала ему коротенький е-мейл, просто так, для поддержания связи. Ей не хотелось рвать отношения, пока она не вернется. Потом вызвала официанта и попросила принести себе куриный суп, прочитала несколько страниц в книге, которую привезла с собой и до сих пор так и не открыла из-за недостатка времени, и в десять часов заснула.

В два ночи она проснулась от резкой боли в животе, и ее тут же вырвало, и потом рвало весь остаток ночи. Ей было так муторно, что она еле держалась на ногах. Наконец после шести утра, когда парижское небо начало светлеть, она все-таки заснула. Заболеть в Париже, в городе, который она так любила, и лишиться счастья гулять по нему, любоваться, — этого она боялась больше всего. Как же ей не повезло, она подхватила грипп во время поездки, это ясно. Проснулась она уже в полдень и почувствовала, что ей лучше, только мышцы живота болели после бессчетных приступов тошноты. Но сейчас ее больше не тошнило, и она наконец поднялась с кровати. Тяжелая выдалась ночь, но, кажется, худшее уже позади.

Она позвонила Жилю и попросила, чтобы он ждал ее в час дня. Потом заказала себе чай с тостом и подумала, не позвонить ли опять Заку, но вспомнила, что у него сейчас три утра. Странно, что ей порой так хотелось достучаться до него. Какой бы он ни был, но ведь он ее нынешний спутник жизни, пусть лишь на короткое время. Ночью, когда ей было так плохо, она чуть не позвонила ему, как того требовал простой инстинкт. Но не такие у них были отношения, чтобы она обратилась к нему в беде за утешением. У нее было сильное подозрение, что он бы посмеялся над ней или просто отмахнулся. За те четыре месяца, что они вместе, она имела возможность убедиться, что сострадание ему свойственно в минимальной степени. Когда она говорила, что у нее был трудный день и что она устала, он пропускал ее слова мимо ушей и предлагал куда-нибудь пойти, и она несколько раз соглашалась, чтобы доставить ему удовольствие, забывая о себе и думая только о нем… Тимми приняла душ, надела джинсы и свитер, удобные туфли и вышла из отеля. Ее уже дожидался Жиль, как он и обещал ей, и, увидев ее, тут же заулыбался.

Он провез ее по всем ее любимым местам, но к четырем часам она опять почувствовала, что ей плохо. Она дорожила каждой минутой своего времени в Париже, и ей хотелось побывать еще в пассаже Дидье Людо в Пале-Рояле, порыться в его коллекции винтажной одежды, однако она в конце концов решила отказаться от визита туда и вернуться в отель. У нее не было сил ходить по бутикам. И, вернувшись в «Плаза Атене», она сразу же легла в постель. В семь ее опять начало тошнить, выворачивало наизнанку еще более мучительно, чем ночью. Непонятно, что за вирус она подхватила, но вирус этот был скверный, через два часа ей казалось, что она умирает. Она еще раз доплелась до ванной, а возвращаясь в постель, чуть не потеряла сознание. Начала подкрадываться паника, хоть Тимми и не хотелось признаваться в этом самой себе. Проплакав в постели с полчаса, она стала думать, что, наверное, надо найти врача. Конечно, у нее желудочный грипп, это ясно, но уж очень плохо она себя чувствует. И тут она вспомнила о враче, которого ей рекомендовал кто-то из нью-йоркских друзей, — мало ли что может случиться в Париже. В ее записной книжке сохранился клочок бумаги с телефоном его клиники и с номером мобильного телефона. Она не без колебаний позвонила на его мобильный и оставила со общение, а потом легла и закрыла глаза. Ей было страшно, что она так сильно заболела. Она ненавидела болеть в поездках, вдали от дома. Опять захотелось позвонить Заку — господи, ну какая же она идиотка! Ну что она ему скажет? Что у нее грипп и что ей ужасно плохо? Джейд и Дэвиду она тоже решила не звонить, зачем их тревожить, поэтому просто лежала в постели и ждала, когда доктор ей отзвонится. Отзвонился он очень скоро, буквально через несколько минут, что ее приятно удивило, и сказал, что приедет к ней в гостиницу к одиннадцати часам.

Как только доктор вошел в гостиницу, ей позвонил швейцар и сказал, что он поднимается к ней. Тимми не рвало уже почти два часа, и она надеялась, что это хороший знак и что она идет на поправку. Как глупо было беспокоить доктора по такому явно незначительному поводу, хоть и очень для нее неприятному, тем более что он вряд ли сможет ей чем-то помочь. Она чувствовала себя очень неуверенно, открывая ему дверь после того, как он постучал, и уж совсем растерялась,

увидев высокого красивого мужчину чуть за пятьдесят в безупречно элегантном черном костюме и белой рубашке. Его скорее можно было принять за бизнесмена, чем за врача. Он представился — доктор Жан-Шарль Вернье. Она стала извиняться за то, что испортила ему субботний вечер, но он сказал, что был на ужине совсем рядом и она ничуть его не потревожила. Он будет рад ей помочь, хотя вообще не посещает пациентов в гостиницах. Тимми знала, что он врач-терапевт и пользующийся большим авторитетом профессор медицинского факультета Университета Рене Декарта. Прочитав сообщение Тимми в своем мобильном телефоне, он тотчас оставил общество, с которым ужинал, хотя статус его был несколько выше, чем требовалось для того, чтобы оказать любезность нью-йоркскому приятелю Тимми. Тимми была счастлива, что записала тогда имя доктора и номер его телефона и теперь могла позвонить ему, а не вызывать когото совершенно незнакомого, кого бы ей предложили в отеле. Как хорошо, что к ней пришел известный в Париже и всеми уважаемый врач.

Он вошел следом за Тимми в гостиную и увидел, что она идет медленно и неуверенно, а лицо у нее, при том что она рыжая и, значит, от природы белокожая, слишком уж бледное. Заметил, что она вздрогнула, садясь, словно у нее все тело болело, и так оно и было на самом деле. Ей казалось, что все ее мышцы кричат от боли. Ведь ее рвало целые сутки.

Доктор был немногословен. Он измерил температуру, прослушал легкие. Сказал, что жара нет, легкие чистые, и попросил лечь. Когда он убирал свой стетоскоп, она увидела на его левой руке обручальное кольцо и не могла не отметить, что он очень красивый мужчина: глаза серо-синие, волосы все еще русые, хотя на висках серебрится благородная седина. И невольно мелькнула мысль, что на нее сейчас страшно смотреть, хотя ей это совершенно безразлично. Слишком ей сейчас плохо, как она выглядит, так и выглядит. Она легла, он ободряюще улыбнулся ей и стал осторожно прощупывать ее живот, потом нахмурился. Попросил ее подробно описать, что с ней было, снова нажимал живот в разных местах и спрашивал, больно или нет. Особенно чувствительным было место вокруг пупка, и когда он к нему прикоснулся, она вскрикнула от боли.

— Это всего лишь грипп, я уверена, — стала убеждать доктора Тимми, хоть и испугалась. Он улыбнулся. Он очень хорошо говорил по-английски, правда, с французским акцентом, да и по внешнему виду можно было сразу сказать, что он француз, только более высокого роста, чем большинство мужчин во Франции.

— Вы к тому же еще и врач? — спросил он ее не без лукавства. — А не только знаменитый модельер? Я должен желать вам всяческого зла, ведь вы меня разоряете. Моя жена и обе дочери вечно покупают вашу одежду.

Она улыбнулась его словам, а он пододвинул стул к кровати и сел, чтобы поговорить с ней. Он видел, что ей страшно.

— У меня что-то ужасное?

Ночью она в какую-то минуту решила, что у нее, наверное, рак или по крайней мере прободение язвы, но когда ее рвало, крови не было. Она надеялась, что это утешительный знак, но его взгляд ей не понравился. Чутье подсказывало, что ей не понравится и то, что он скажет, и чутье ее не обмануло.

— Я не считаю, что у вас что-то ужасное, — осторожно произнес он. Она в волнении теребила длинную прядь своих рыжих волос и в этой огромной кровати вдруг показалась ему испуганной маленькой девочкой. — Однако я немного обеспокоен. Мне бы хотелось отвезти вас сейчас в клинику и сделать несколько анализов.

— Зачем? — Она глядела на него широко раскрытыми глазами, и он понял, что ее страх перерос в панику. — Что это такое, как вы думаете? — К ней вернулась уверенность, что у нее все-таки рак.

— Я ничего не могу сказать определенного без УЗИ и томограммы, но думаю, что у вас, возможно, приступ аппендицита. — Он был почти уверен в этом, но не хотел ставить официальный диагноз без обследования на приборах. — Я бы хотел отвезти вас в Американский госпиталь в Нейи. Это очень приятное место, — сказал он ободряюще, потому что глаза ее стали наполняться слезами. Он знал, что Американская клиника испугает ее меньше, чем Пти-Сальпетриер, где он также работал. Ему была предоставлена привилегия посещать пациентов и в Американской клинике, но он редко пользовался этой привилегией.

— Но мне нельзя! У меня во вторник показ коллекции, а в понедельник репетиция. Я должна быть там, — пролепетала она вне себя от ужаса и увидела, что он нахмурился.

— Поверьте мне, мадам О’Нилл, что если ваш аппендикс прорвется, вы никак не сможете быть на показе. Понимаю, ваш показ очень важная вещь, но не сделать обследования сейчас было бы верхом безответственности.

Он видел, что состояние ее очень тяжелое.

— А если это аппендикс, меня придется оперировать? —спросила она прерывающимся голосом, и он ответил ей не сразу. Его можно было принять за элегантного гостя на чопорном светском банкете в ресторане отеля, который заглянул к ней в апартаменты, но при всей своей светскости говорил он как опытный серьезный врач, и ее испугали его слова.

— Возможно, — наконец произнес он. — Мы будем знать это более точно после обследования. С вами когда-нибудь такое случалось? Или что-то подобное, в последние несколько дней или недель? — Она покачала головой.

В последнюю ночь в Милане ее слегка подташнивало, но она подумала, что это из-за еды. За ужином она ела белые итальянские трюфели с пастой, сумасшедше дорогое блюдо. Джейд и Дэвид тоже чувствовали потом тяжесть в желудке, и все согласно решили, что в ее недомогании повинны белые трюфели. В Милане ее не рвало, а вот две последние ночи… Наутро после ужина с трюфелями она чувствовала себя прекрасно. Доктору она о том случае не стала рассказывать из страха — вдруг он решит, что она больна уже давно, и станет еще решительнее настаивать на немедленном обследовании.

— Мне кажется, я чувствую себя лучше. Меня уже несколько часов не рвало.

Она упрямилась, как ребенок, и его это совсем не умиляло. На кой черт ему сдались несговорчивые пациенты посреди ночи, он не привык иметь дело с иностранцами-знаменитостями и упертыми американками. Жан-Шарль Вернье привык к тому, что его больные и его студенты выполняют все, что он им велит. Он был известный профессор, и к его мнению относились с неизменным уважением. Он сделал вполне правильное заключение, что она одержима своей работой.

— Может быть, мне сейчас стоит отдохнуть, посмотрим, как я себя буду чувствовать завтра, и тогда все и решим? — Она с ним торговалась, и он рассердился, в его взгляде появилось нескрываемое раздражение. Ему было ясно, что она ни за что не хочет ехать в клинику и старается от нее отвертеться. Она же понимала, что если туда попадет и ей сделают операцию, показ во вторник пройдет через пень колоду. У нее не было уверенности, что кто-то другой, даже Джейд и Дэвид, способен провести его с таким блеском, как она. За всю свою карьеру художника-модельера она не пропустила ни одного показа своей коллекции. И к тому же у нее не было ни малейшего желания делать операцию во Франции. Она займется всем этим, когда, бог даст, вернется домой, или хотя бы в Нью-Йорк. — Давайте все-таки подождем еще один день? — попросила она, глядя на него своими зелеными глазами, которые казались очень большими и темными на мертвенно-бледном лице.

— Очень скоро может наступить ухудшение. Если аппендикс и в самом деле воспалился, вы же не хотите, чтобы он прорвался?

От этих слов ее пробрала дрожь. Ее совсем не привлекала перспектива того, что внутри ее что-то разорвется.

— Конечно, не хочу, но, может быть, он и не прорвется. Может быть, у меня что-то другое, не такое страшное, вроде желудочного гриппа? Я вот уже три недели нахожусь в путешествии.

— Вижу, вы очень упрямая женщина, — сказал он, сурово глядя на нее с высоты своего внушительного роста. — Не вся жизнь заключается в работе. Нужно заботиться и о своем здоровье. Вы путешествуете не одна? — деликатно спросил он, хотя было понятно, что в апартаментах, кроме нее, никого нет. Другая половина постели была не смята.

— С двумя помощниками, но они улетели на выходные в Лондон. Я могу полежать в постели до понедельника, и даже если это аппендицит, может быть, приступ пройдет.

— Возможно, но, судя по всему, острое состояние у вас продолжается уже около двух суток. Это плохой знак. Мадам О’Нилл, я должен сказать вам, что, по моему мнению, вам следует поехать в клинику.

Он говорил строго, и по его выражению лица было ясно, что он серьезно рассердится, если она откажется выполнить его предписание. Ее раздражала его настойчивость, а его — ее упорство еще больше. Глупая, непрошибаемая, избалованная особа, думал он, привыкла делать только то, что хочется. Еще одна американка, помешанная на деньгах и на работе. Ему встречались такие пациенты и раньше, хотя трудоголики, которых он лечил, почти все были мужчины. Пренеприятнейшая ситуация. Он — известный уважаемый врач, у него большая практика и нет ни времени, ни желания убеждать больную, которая отказывается от его помощи, пусть она хоть трижды знаменитость. В своей профессии и в своем мире он не меньшая величина, чем она.

— Я хочу подождать, — упрямо повторила она. Он понял, что ее ничем не прошибить. Как это ни глупо, она недоступна доводам здравого смысла.

— Я вас понимаю, но согласиться с вами не могу. — Он достал из внутреннего кармана пиджака ручку и рецептурные бланки из своего докторского чемоданчика. Написал что-то на бланке и протянул его ей, она взглянула на бланк, надеясь, что он прописал ей какое-то чудодейственное средство, от которого она сразу поправится. Но вместо прописи увидела номер его мобильного телефона. Тот же самый номер, по которому она ему звонила. — Номер моего телефона вы знаете. Я высказал вам свое мнение относительно того, что вам следует делать. Если вы не пожелаете воспользоваться моими рекомендациями и если вам станет хуже, позвоните мне в любое время дня и ночи. Но тогда я уже буду настаивать, чтобы вы легли в клинику. Вы согласны поступить так, как я вам предлагаю, если вам не станет лучше и если, напротив того, вы почувствуете себя хуже? — говорил он ледяным тоном и очень жестко.

— Да. Тогда я соглашусь, — подтвердила она. Все, что угодно, только бы выиграть время. Она должна продержаться до вечера вторника и не имеет права допустить, чтобы ей стало хуже. А там, бог даст, все и пройдет. Может быть, у нее и в самом деле всего лишь желудочный грипп и доктор ошибся. Она от души надеялась, что он ошибся.

— Значит, мы договорились, — сухо произнес он, встал со стула и поставил его туда, где он стоял раньше. — Я настаиваю на своей рекомендации ради вашего блага. Звоните мне без колебаний. Я отвечаю на звонки в любое время дня и ночи. — Он хотел, чтобы она осознала, что положение серьезное, но не хотел казаться слишком грозным и слишком уж ее запугивать, ведь тогда она из страха не посмеет позвонить ему, если ей станет хуже.

— А вы не можете мне чего-нибудь прописать на тот случай, если опять станет плохо? Ну, чтобы прекратилась тошнота? — Ее и сейчас подташнивало, подташнивало все то время, что она лежала в кровати и разговаривала с ним, но признаваться ему в этом она не хотела. Она сегодня ночью в клинику не поедет, не поедет, и все. Может быть, он просто перестраховщик, а то и просто трус, не желает рисковать, убеждала она себя. Боится, что ему предъявят обвинение в недобросовестности, если он хотя бы не предложит ей лечь в клинику. Ментальность у нее была предельно американская и совершенно чуждая доктору.

— Это было бы неразумно, — сухо ответил он в ответ на ее просьбу. — Что бы у вас ни было, я не хочу смазывать картину. Для вас это опасно.

— Несколько лет назад у меня была язва, может быть, сейчас она снова открылась?

— Тем больше оснований сделать ультразвуковое обследование. Скажу вам со всей серьезностью: я буду настаивать на этом до вашего отъезда из Парижа. Когда вы уезжаете?

— Не раньше пятницы. Я могу приехать в клинику в среду к вечеру, когда закончится показ. — Она надеялась, что к тому времени окончательно поправится.

— Надеюсь, так вы и сделаете. Позвоните мне в среду утром, я договорюсь об ультразвуковом обследовании для вас. — Говорил он деловито и холодно, и Тимми решила, что его самолюбие уязвлено, потому что она не пожелала последовать его совету.

— Спасибо, доктор, — тихо произнесла она. — Простите, что заставила вас прийти сюда из-за пустяка. — Она говорила так искренне, что у него мелькнула мысль, а может быть, она на самом деле вполне милая, приятная женщина? Бог ее знает, до сих пор он видел только, до какой степени она упряма и как привыкла всегда настаивать на своем. Его это не удивляло, ведь он знал, кто она. И решил, что она, видимо, привыкла управлять всеми и всем в своем мире. Единственное, что ей не подчинялось, это ее здоровье.

— Нет, не из-за пустяка, — вежливо возразил он. — Вы чувствовали себя очень плохо. — Он правильно угадал, что она принадлежит к людям, которые вызывают врача лишь в том случае, когда им кажется, что они умирают или близки к этому. Жан-Шарль согласился посмотреть ее, делая любезность своему нью-йоркскому пациенту, который оказал ей

протекцию. И еще потому, что услышал в голосе Тимми отчаяние еще до того, как она назвала ему свое имя.

— Верно, но сейчас мне лучше. Знаете, а вы испугали меня, — призналась она, и он улыбнулся.

— Надо было сильнее испугать, чтобы вы поехали делать ультразвуковое обследование сейчас. Так и надо бы сделать, я убежден. Не ждите, пока станет совсем плохо, звоните сразу. Иначе может быть слишком поздно, и если это аппендикс, он прорвется.

— Постараюсь, чтобы до среды у меня нигде ничего не прорывалось, — усмехнулась она. Он взял свой чемоданчик. Несмотря на все свое дикое упрямство и нежелание считаться с ним как с врачом, она была ему почему-то симпатична.

— Надеюсь, ваш показ пройдет удачно, — вежливо пожелал он, посоветовал ей не вставать до показа с постели, как можно больше отдыхать весь завтрашний день и вышел.

Благодарим за предоставленный материал издательство «АСТ».

Главная Эфир Программа Сериалы
Меню